Президент Федерации борьбы России поделился воспоминаниями о чемпионстве и текущем отношении к нашим атлетам
В конце 2024 года президентом Федерации борьбы России на новый четырехлетний срок был переизбран олимпийский чемпион 1988 года Михаил Геразиевич Мамиашвили. Вместе с «МК» он вспомнил, как завоевывал свои первые титулы чемпиона мира, а также подробно разобрал текущие международную и отечественную спортивные повестки.
— Михаил Геразиевич, спасибо, что вы при таком плотном графике (мы знаем, что вы живете практически в самолетах) нашли время встретиться с нашими читателями.
Два года назад мы с вами вот так же сидели здесь и вспоминали Сеул-88, где вы завоевали олимпийскую медаль. Сегодня мы опять вместе, нам есть что вспомнить, есть о чем поговорить.
Кстати говоря, о круглых датах: в 2025 году исполняется 40 лет вашей победе на чемпионате мира в Норвегии, где вы защищали свой титул чемпиона мира. Им в первый раз вы стали в 1983 году в Киеве, будучи самым молодым участником мирового чемпионата.
— Единственное, что скажу, — такие цифры пугают. Когда осознаешь их.
— Да. Время летит незаметно. Помогите разобраться: в 1984-м вы выиграли «Дружбу-84». В тот год не проводился чемпионат мира?
— Это был олимпийский год. К сожалению, тогда и Олимпийские игры в Лос-Анджелесе остались без участия советской сборной. Это было решение партии и советского правительства. Поэтому были организованы достаточно серьезные международные спортивные соревнования под названием «Дружба-84». Где по факту участвовали все те спортсмены, чьи страны, скажем так, присоединились к неучастию в Олимпиаде.
— А как сами спортсмены, как вы лично отреагировали на то, что Олимпийские игры будут проходить без вас?
— Этот вопрос много раз обсуждался, особенно в преддверии парижских Олимпийских игр 2024 года. Которые тоже состоялись, к сожалению, без участия российской сборной. Может быть, тогда, в 1984-м, я и не мог осознавать всей трагичности ситуации, которая была на тот момент. Было неучастие. Тем не менее, возможно, в силу того, что я был молодым, мне казалось, что жизнь в спорте намного длиннее, чем получилось в реальности. Конечно, было разочарование… Но я, например, не видел у спортсменов, тренеров, специалистов, которые жили мечтой выступить, попасть на пьедестал на Олимпийских играх, особого личностного протеста. Все были солидарны с позицией государства. Считали себя неотъемлемой частью великой страны, которая решает глобальные задачи. И если мы являемся ее частью, а страна принимает такое решение, соответственно, все сомнения должны быть отброшены и мы должны соответствовать статусу члена сборной команды от великой страны.
Тем не менее, конечно, для многих выдающихся атлетов, которые не стали олимпийскими чемпионами, хотя и были многократными чемпионами мира, итогом, как оказалось, их короткой спортивной карьеры могла бы стать как раз Олимпиада в Лос-Анджелесе. У них такой возможности, к сожалению, не было. Время неумолимо: и возраст, и молодые дерзкие конкуренты, которые уже в перспективе не дали возможность готовиться к сеульской Олимпиаде. Кстати, очень непростой, потому что там сомнений относительно нашего участия тоже было очень много. В том числе из-за сбитого корейского самолета. Непростые были взаимоотношения.
Тем не менее руководство страны приняло решение однозначно участвовать в Олимпийских играх 1988 года. На которых команда СССР выступила блестяще, завоевала первое место. Были бои с американцами, англичанами, китайцами, мы даже футбол выиграли у бразильцев и завоевали «золото» под руководством Анатолия Федоровича Бышовца. В баскетболе наша сборная во второй раз стала чемпионом. И конечно, сенсационная, историческая победа Владимира Сальникова в плавании на дистанции 1500 метров. Которая на тот момент стала вообще мировой победой.
Я помню один момент: когда мы обедали в огромной олимпийской сеульской столовой на несколько тысяч человек, раздался страшный грохот. Показалось, что землетрясение. Оказалось — аплодисменты. Все встали и аплодировали Сальникову, зашедшему поесть. Вот это было по-настоящему мировое признание победы человека над своими слабостями, невозможностями и так далее. Это ярчайшее событие Олимпийских игр.
Еще, конечно, радушие, с которым нас корейцы приняли. В Сеуле Александр Карелин завоевал свою первую олимпийскую медаль. Представьте, ему было всего 20 лет на этой Олимпиаде, а он уже нес знамя страны и выиграл золотую медаль. Фактически на тот момент его особо никто не знал. Стал чемпионом Советского Союза, получив возможность отобраться на Олимпийские игры, и выиграл чемпионат Европы — для борьбы это достаточно скромные результаты. Тем не менее было принято такое решение. В том числе и Виталием Георгиевичем Смирновым, которого мы все в эти дни поздравляем с 90-летием. Смирнов на тот момент был председателем Комитета по физической культуре и спорту при Совете министров РСФСР, а впоследствии первым президентом Олимпийского комитета России. Совершенно уникальная личность, безоговорочно уважаемый во всем спортивном мире человек. На его плечи легли тяжелейшие испытания в 90-е годы, и он сыграл огромную роль в сохранении отечественного спорта. Кроме слов огромной любви и благодарности, мне ему сказать нечего.
● ● ●
— Мы начали нашу беседу с вашей победы на чемпионате мира в Киеве в 1983 году. Часто ее вспоминаете?
— Чемпионат мира 1983 года в Киеве вспоминаю часто. Во-первых, отец мой был на трибунах вместе с моим старшим братом; их уже нет, светлая им память и царствие небесное.
Помню, был эпизод интересный. Получить экипировку — это было серьезнейшее поощрение. А я так стремительно попал в сборную команду, что экипировочный процесс уже был закончен. Я оказался без экипировки, а выступать нужно. У меня был большой-большой друг — мой соперник, спарринг-партнер и конкурент Саша Козловский из Белоруссии. Главный тренер Геннадий Андреевич, светлая ему память, говорит: «Козловский, дай Мамиашвили костюм». Тот подошел ко мне, говорит: «Слышь, значит, верх дам, а брюки не дам. Брюки изнашиваются быстро».
Ну хорошо. Я надел эту куртку с гербом Советского Союза, с этими святыми для нас буквами «СССР», и сразу побежал на Крещатик — всем захотел показать, настолько это чувство переполняло меня, что на мне цвета нашего флага, герб и буквы великой нашей страны. Поэтому неучастие в Олимпийских играх, конечно, тяжелейшее испытание для психики любого спортсмена. Это боль, это разочарование колоссальное; но еще раз скажу: мы были вместе со страной.
— Когда вы начали заниматься борьбой в Конотопе, родители как относились к этому?
— Мама была резко против, а отец всецело поддерживал. Времени у него на системное воспитание, конечно, не было. Тогда были немножко другие отношения, другой социум, в котором жили. Отец отстроил всех своих соседей. Он и плиточник, и каменщик — золотые руки. Даже письма из Грузии когда отправляли родственники, они писали так: «Украина, Сумская область, город Конотоп, Грише-грузину, он там один». Тогда это воспринималось нормально, в таком социуме мы жили. Отец всячески поддерживал нас, начиная с того, что соорудил нам перекладину, какие-то болванки наподобие гирь, какую-то полуштангу из металлического бревна. И со всей округи дети, мои друзья, ровесники, — все занимались во дворе. А мама категорически против была, потому что появились дополнительные расходы, притом что жили очень скромно. Нужно было купить борцовки или хотя бы кеды. Но в кедах мы ходили в школу, это была выходная обувь. До сих пор помню первые деньги, которые мы потратили на покупку борцовок (вместе с отцом мы все же уговорили маму сделать этот очень непростой шаг — выделить нам 9 рублей). Как мы ими дорожили! Это все сложилось в стратегию становления и воспитания, начиная с отношения к ковру, на который борец никогда в жизни в обуви не выйдет.
— Что было сложнее: завоевать титул чемпиона мира в 83-м или защитить в 85-м?
— Условия, в которых мы находились в национальной сборной Советского Союза — сама обстановка, моральный климат, — уже формировали комплекс победителя: на чемпионате СССР была постоянная конкуренция с сильнейшими борцами. Надо отдать должное, тогда ведь система подготовки категорически отличалась от возможностей, которые существуют сегодня: это и ведомство, и спорт в вооруженных силах, и «Динамо», и профсоюзные организации, и ДСО сельские — задачей всех было дать возможность заниматься спортом.
— А вы начинали с «Трудовых резервов»?
— Да. ПТУ 161, Лосиноостровская, специальность — электромеханик по лифтам. Там была создана спортивная группа. И со всей нашей необъятной страны собрали, как тогда тренеры говорили, голодных до самореализации ребят. Условия для попадания в эту специальную группу были очень простые: во-первых, ты сам этого должен был очень хотеть; и во-вторых, какие-то несложные тесты: залезть на канат, отжаться на перекладине, сделать несколько показательных схваток. Для боксеров была своя, но тоже очень упрощенная процедура отбора в эти группы…
— И вот — Москва, училище на Лосиноостровской. Ну что, хулиганье там было, вот честно скажите?
— Жесть! Представьте себе: общежитие, 600 человек — одни пацаны. Фактически предоставлены сами себе. Для нас были, естественно, определенные послабления, потому что мы должны были тренироваться, ну и спрос немножко другой был.
— В общем, не до изучения лифтов было, да?
— Если честно, да.
— Также в свое время Вячеслав Иванович Старшинов как-то вспоминал, что они с братьями Майоровыми, Борисом Александровичем и Евгением Александровичем, закончили авиационный институт. «Мы, конечно, втроем можем самолет собрать, но я бы никому не советовал на нем летать». Не до учебы было. Постоянно в спортивном зале?
— Это было осознанное решение моего первого тренера Анатолия Ефремова, светлая ему память. Много сделал, учеников оставил огромное количество. Настоящий учитель, настоящий воспитатель. Он умел влюбить ребенка в предмет, который для него очень много значит. Он воспитывал от зубного порошка до условий нахождения в любом социуме. Как ты поздороваешься, как ты сморкнешься — все касалось внимания этого человека. И подзатыльники прилетали. Спасибо, что такой человек оказался в жизни.
— Михаил Геразиевич, вы сами как-то признавались, что образцово-показательным юношей не были…
— Да, как любой мальчишка того времени. Сегодня, к сожалению, на улице ребят не увидишь. В наше время улица формировала твое мировоззрение и отношение к людям. Вызовы были: слабым быть нельзя, нельзя не играть в футбол вместе, нельзя не хулиганить. Но были и жесткие ограничения, которые вбивались с первых сознательных шагов: нельзя к девушке пристать, нельзя при девушке пристать к парню; хотя там были стычки с соседним районом… Были ограничения. Сложно сегодня объяснить, как это было…
● ● ●
— Михаил Геразиевич, вы в который раз взвалили на себя огромную, тяжелую, но святую ношу — Федерацию борьбы. Буквально недавно вы были переизбраны снова на пост президента. Были какие-то сомнения перед выборами: идти, не идти?
— Да, действительно, я, в общем-то, уже сам от себя устал.
— А мы нет. Добавлю, что вы так избаловали, в хорошем смысле этого слова, наших болельщиков медальным «звездопадом»!
— Это все относительно. Сложности, конечно, есть, и я думаю, общая задача нашей организации — преодолеть все трудности. Сегодня пришло новое руководство и в Олимпийский комитет России, и в Министерство спорта.
— Кстати, прошу прощения, знаю, что вы поддержали это решение, но все-таки хотелось бы подробнее — как вы относитесь к совмещению постов руководителя Минспорта и Олимпийского комитета?
— На сегодняшний день — крайне положительно. И причины для этого есть. Потому что все, что сегодня реализуется, реализуется в большей степени на базе государства. Государство — это Министерство спорта. Все эти попытки в 90-х годах прошлого века сделать так, чтобы какие-то отзывчивые или заинтересованные богатые люди пришли и осчастливили тот или иной вид спорта, — это все утопия.
Спорт — это ведь не только очки, голы, секунды. Спорт — это идеология, мораль, это формирование личности, это ориентиры, которые юные атлеты или спортсменки, приходя в тот или иной вид спорта, получают через возможности, которые дает государство.
А функция отзывчивого бизнесмена или мецената с чувством ответственности, чувством патриотизма или любви к тому или иному виду спорта, его задача — помочь государству. Для этого и существуют разного рода организации. Для этого в спорте и присутствуют люди, которые обладают серьезным коммерческим опытом, обладают серьезными возможностями. Но задачи должно формировать государство. И потом спрашивать за это.
Поэтому на сегодняшний день та повестка, с которой пришел Дегтярев, ожидаемая. Он объявил о внутренней ревизии всего хозяйства, инвентаризации. Но главной стала международная повестка. Задача — отстроить отношения. Мало того (открою маленький секрет), и со стороны министра спорта звучат вопросы: а вот все эти годы у общественных организаций, их руководителей почему в таком плачевном состоянии находились отношения с международными федерациями, которые по первой же отмашке Международного олимпийского комитета вводят против нас ограничения? Ведь это были всего лишь рекомендации МОК. Ни одна организация не может навязывать международным общественным организациям свою волю.
Это были рекомендации, но вы посмотрите, как большинство руководителей международных спортивных федераций к этому отнеслись. Многие просто побежали впереди паровоза. Даже еще бóльшие ограничения ввели против нас, чем в этих рекомендациях было сказано.
И Дегтярев логично задает вопрос: подождите, а где же ваши личные отношения за все вот эти годы? почему вы их не отстроили? почему столь болезненный был удар для отечественного спорта по ограничениям?
Я приведу маленький пример. Дзюдоистам удалось как-то — да, в сложнейших условиях, да, тоже непростые там были отношения и непростые условия — сохранить возможность в той или иной форме участия в соревнованиях. Нет международного участия — нет роста, нет перспектив. Даже в моральном плане спортсмену очень сложно ориентироваться только на внутреннюю подготовку и внутренний отбор, вариться в собственном соку. В тхэквондо удалось это сделать.
Мы вернулись недавно с турнира, посвященного памяти Ивана Ярыгина. В Красноярск приехали борцы из 17 стран. Параллельно во Франции проходил турнир под эгидой международной федерации — там только 12 стран было.
— Значит, у вас сомнений не было никаких идти или не идти снова на выборы президента Федерации борьбы России?
— Нет. Хотя на сегодняшний день есть непростые отношения и в самой организации. Мы все непростые и все амбициозные люди — все имеют право на свою позицию, на свое мнение. У нас тот, кто хочет реализовать себя, он обязательно будет в организации, в том или ином формате.
Общие вызовы серьезные и сфокусированы на возможностях персонально каждого. Первое — это международная повестка, которую объявил министр спорта Михаил Дегтярев. Ее нужно решать. Нужно доказывать состоятельность, нужно доказывать абсурдность тех ограничений, которые применяются к нашему спорту. Нам нужно соответственно формировать вокруг нашей позиции тех, кто нас поддержит, а их немало. Просто людей затерроризировали, запугали. Я имею в виду наших братьев по борцовскому ковру.
Представляете, как странно все оказалось: демократия в Европе — это мыльный пузырь. От свободы слова до объективности — мыльный пузырь, ничего этого нет. Нужно видеть скорбные лица тех, с кем мы дружили на протяжении 30–40 лет, как они извиняющимися глазами смотрели на нас, разводя руками: «Нам приказали». Я им говорил: «Вы же в свободном мире живете?»
Я вот себе представить не могу, что из Администрации Президента Российской Федерации прилетает указ или приказ: не пускать на соревнования спортсменов той или иной страны.
— Про флаг. На днях на заседании бюро Международной федерации борьбы было принято единогласное решение, что наши атлеты могут принимать участие в турнирах под ее флагом, а не в качестве индивидуальных нейтральных атлетов. Что для вас значит это решение?
— Это первый шаг к благоразумию.
— Или шажок?
— Шажок, но очень хороший. Люди задумались. Кстати, по этому же пути пошли дзюдоисты. У них уже это состоялось, они уже выступают.
Я задавал моим коллегам-друзьям вопрос: «В нейтральном статусе по отношению к чему?» — когда определялась возможность участия сборной России в чемпионате Европы или мира. Надо отдать должное, одними из первых нас американцы, кстати, поддержали. Категорически. Они очень прагматичные люди. Мы общаемся много лет, дружим, они основные наши конкуренты. И они поддержали нас по простой, понятной причине, сказав: «Мы на эти грабли уже наступали, ведомые политиками в 1984-м и 1980-м. И что с того, что американская борьба получила девять золотых медалей в Лос-Анджелесе? Никому они не нужны, если мы не выиграли их у самых сильных советских борцов».
— Это немножко девальвированные медали?
— Это полноценная олимпийская медаль, и она честно в серьезной борьбе и в Лос-Анджелесе, и в Москве была добыта. Но… настоящая ли? Представьте, что вы получили медаль, потому что в столовой закрыли вашего соперника. И вот вы ходите с этой медалью, один на один оставаясь с собой.
Или, скажем, как сейчас было предложено МОК? Совершенно издевательское предложение: «Да, вы будете участвовать, потому что международная федерация дала вам все возможности для этого». Сложно сказать, сколько там крови выпили у того же Рашида Садулаева, у того же Мусы Евлоева, Заурбека Сидакова, Угуева — лидеров наших. Но тем не менее они получили возможность и в честной борьбе отобрались. И уже когда началось формирование команды, от МОК прилетела совершенно издевательская, граничащая с идиотизмом рекомендация: поедут не Угуев и Садулаев, а просто пальцем ткнули — 5–10-й. То есть было сделано так, чтобы мы своим присутствием там подтвердили правильность того, что сделал МОК по отношению к нам. Задача была одна — не пустить нас на пьедестал. Вы не поверите, я со своими друзьями, коллегами общаюсь, они говорят: «Почему так, вы знаете? У МОК такая позиция: любой пьедестал российского спортсмена — это пьедестал Путина. И они не могут допустить, чтобы Путин был на пьедестале». Вы понимаете?! До абсурда доходит! Бред сумасшедшего.
Источник: www.mk.ru